Секрет Златовласки - Страница 10

– Ну, я… я…

– Вы не знаете, да? – мягко произнес он. – Вы совершенно не представляете, о чем я говорю.

Она выпятила подбородок еще сильнее.

– Нет. – Ее тон показывал, что у нее и нет желания выяснять это.

Но он остался при своем мнении.

– Вы поняли, что объяснял вам адвокат судьи Ситона? – спросил он все с той же, приводящей в бешенство, мягкостью. – Он заверил меня, что поговорил с вами сразу же после похорон.

Ванесса нахмурилась, пытаясь припомнить, и ее гладкий широкий лоб избороздили морщины.

Судью Ситона она считала не только своим спасителем, но и человеком, достойным всяческого уважения, восхищения и привязанности.

Он спас ее из глубин несчастий, а девушка, в свою очередь, оставалась рядом с ним во время переездов по всему миру, спасая от бездеятельности, которую принесла нежеланная отставка, от превратностей старости и его вспыльчивого характера. Пришло время, когда судья, отшельник по натуре и убежденный холостяк, начал страдать от провалов памяти, с трудом передвигался. Ванесса оказалась именно тем человеком, кто умел избавить его от приступов депрессии. Она даже уговорила его начать писать книгу, над которой он все еще с энтузиазмом работал перед самой кончиной, – историей Уайтфилд-хауса, ставшего его родным домом, и всей округи Коромандел.

Здоровье его все ухудшалось, и смерть не должна была стать неожиданностью для Ванессы, тем не менее, это был удар. Во время похорон девушка все еще была в оцепенении и подсознательно враждебно относилась к любой угрозе перемен в той тихой гавани, которую она старалась создать для себя в Уайтфилде. Ее сознание отключалось при малейшем упоминании о надменном молодом узурпаторе, который, как ей казалось, бессовестно быстро собирался вступить в права наследования, если учесть, что до этого никогда не давал себе труда навестить своего благодетеля, когда тот был еще жив, и даже не соизволил проводить его в последний путь.

Когда неделю спустя после похорон Бенедикт Сэвидж наконец объявился собственной персоной, он оказался разительно непохожим на покойного судью, и физически, и по темпераменту, – субъектом, вызывавшим у Ванессы полное неприятие.

То, что враждебность между ними была обоюдной, как нельзя лучше отвечало ее предубеждению, и она не искала этому никаких объяснений, кроме самых поверхностных. Враждебность со стороны мужчины не нарушала ее безопасности и вполне устраивала. Напротив, интерес со стороны мужчины заставлял ее нервничать, она начинала чувствовать себя неловкой и неуклюжей, глупой и, что хуже всего, ужасно ранимой.

– Я помню, как адвокат судьи без конца твердил о завещании, – медленно произнесла Ванесса. – О том, что в нем ничего не было предусмотрено для меня или что-то в этом роде, но я ничего и не ожидала – я же не член семьи и работала у него только два года. Я теперь не припомню, что именно сказал адвокат. Я была утомлена и не очень вникала в то, что он говорил. Мне пришлось одной заниматься похоронами, как вы знаете. Вы же даже не соизволили приехать, пока все не кончилось! – В ее голосе послышались раздражительные нотки – отголосок их трехлетней невысказанной вражды.

– Не стану извиняться за это, – спокойно ответил он. – Джордж Ситон и я были всего лишь в дальнем родстве по материнской линии. Вполне возможно, он и не догадывался о моем существовании – во всяком случае, я ничего о нем не знал. Дом он оставил не мне лично, он просто завещал его своему ближайшему здравствующему родственнику-мужчине. Не приходится и говорить, чего стоило моей матери выслушивать, что она всего лишь боковая веточка на родословном древе.

Ванесса этого не знала. Тогда, конечно, его поведение выглядело совсем в ином свете. Встретившись с родителями мистера Сэвиджа во время их единственного скоротечного визита в Уайтфилд и убедившись в том, что сын унаследовал лишь некоторую долю их холодности, настолько придирчивы и сосредоточены были они на самих себе, Ванесса могла себе представить, как лицо Денизы Сэвидж с классически правильными чертами застыло с выражением викторианского оскорбления, когда ей пришлось выслушать, какое незначительное место, по мнению мужчин, она занимает в обществе.

По губам Ванессы скользнула тень улыбки.

– Он был неисправимый женоненавистник, – признала она с нежным неодобрением.

– И все же принял на должность дворецкого женщину, которой не исполнилось и двадцати?

На этот раз Ванесса не оцепенела при этом деликатном зондировании.

– Я просто оказалась в нужном месте в нужное время. И по весьма неприятным, если не сказать грязным, причинам. Его предыдущий дворецкий умер, прослужив у него около сорока лет. Думаю, он не мог примириться с мыслью, что его место займет другой мужчина, и потом, как мне кажется, я пробуждала в нем дух рыцарства…

– Зачем вы это говорите?

У нее немного покривились губы.

– Он жалел меня… – Она почти забыла, с кем разговаривает, но пришла в себя, почувствовав, как он внезапно насторожился; отблеск света в стеклах его очков сверкнул как сигнал тревоги. – В то время я была без работы, – вежливо объяснила она.

– Ну, во всяком случае, он позаботился о том, чтобы вы не потеряли это место, – заметил Бенедикт. – Я получил наследство с условием, что буду пользоваться услугами имеющегося дворецкого по меньшей мере в течение пяти лет с момента официального утверждения завещания… если только указанный дворецкий по своей воле не откажется от выполнения своих обязанностей.

При этом сообщении глаза и рот Ванессы округлились от изумления. Затем ее охватил порыв гнева, и она огрызнулась.